Уважаемые посетители сайта! Убедительная просьба, если берете наши статьи и размещаете на каких-либо ресурсах - указывайте автора и ссылку на источник (или хотя бы адрес нашего сайта).
Администрация Мёртвого Братства
Неофициальная смерть
Название: Неофициальная смерть Автор: Киба, то бишь я Жанр: романс, агнст, яой Бета: все мы ее знаем)) Размер: мини Дисклаймер: я не я - тетрадка не моя!! Состояние: закончен Рейтинг: PG - 13 Персонажи: BB/L От автора: По результатам опросов в паре с Бейондом Эль пассив) Это моя первая работа, где такое происходит. Всем удачного чтения ^^'
Почти все скорпионы – ясновидящие – читает Бейонд. Поэтому L видит эти сны, поэтому чуть позже он будет чувствовать Рюука рядом с Лайтом, поэтому он будет знать, что Лайт Кира – не имея при этом никаких доказательств. Рюзаки родился 31 октября – в ночь на Хэллоуин. В ту ночь, когда просыпается все самое страшное, когда рождается безумие. Когда родился L. Никто не знал, что случилось с мамой детектива. С папой, с другими родственниками – мало кто в приюте Вамми вообще знал что-то о своих родителях.
-Я родился в зазеркалье. – Заторможено, почти электронным голосом говорит маленький Эль. Бейонд, размазывая по губам клубничный джем, шепотом повторяет то же самое. Вслушиваясь в интонации, в тембр голоса, всматриваясь в пустые, ничего не выражающие черные глаза. Бейонд тоже хочет, чтобы его глаза ничего не выражали. У него не получается. -Когда-нибудь меня заберут обратно. – Продолжает говорить Эль, дотронувшись до зеркала руками. Оно красивое – большое, старинное, но жутко пугающее, как это бывает в кошмарах. – Придут и заберут. Поэтому они приходят ко мне каждый день, пока я сплю.
Бейонд не знает, желает этого Эль всем сердцем или же до смерти боится – голос не дрогнет, не станет тише, не изменит интонации – Эль всегда говорил так. Как инопланетянин, на другом языке. Бейонду пришлось изрядно попотеть, чтобы научиться говорить точь-в-точь как детектив. Его природная агрессивность все равно выскакивала наружу, огонь, что бушевал в нем с ранних лет, не мог укротить, наверно, даже сам Гефест. Тем временем Эль засовывает руки в торт и облизывает пальцы, объедая с них крем. Идет в комнату, садится на пол, поднимает с пола список необходимых дел до завтра. «Почистить зубы», «Переодеться», «Умыться» - Эль может запомнить все, включая набор 9-ти значных цифр, произнесенных единожды, но не в состоянии вспомнить таких простых для людей дел. Неровной линией, левой рукой Эль зачеркивает в списке «Причесаться» и ложится спать. На пол. Бейонд, не отрываясь от монитора, доедает остатки джема, стараясь изо всех сил быть таким же неаккуратным, как Эль, и думает – во всем мире нет никого, совершеннее его идола.
*** Рюзаки идет по коридору сутулясь, засунув руки в карманы, изредка почесывая лохматую голову. Бейонд следует за ним, делает так же, словно отражение – всего на пару шагов назад. Как отблеск прошлого. Рюзаки читает расписание занятий, а его глаза со стороны – детские, ничем не прикрытые, просто и откровенно смотрящие на мир – и поэтому видящие все без искажений, так, как его видят дети. Бейонд восхищается этим взглядом. Бейонд не может понять, не в состоянии понять, как можно смотреть так – если твоя жизнь переполнена болью и ненавистью. Как у него. Эль тоже не понимает – он просто смотрит. Бейонду нравится следить за Элем – ведь Эль теперь знает об этом. Он знает, что где-то в приюте бродит его клон-двойник, такой же, как он, нет, лучше, сильнее, ненормальнее него! Бейонд в ярости и восхищении одновременно – он ждет зависти, боли, признания поражения. Видит лишь смущение в глазах детектива, когда он раздевается, а иногда слабый румянец на щеках, когда Бейонд разглядывает его лицо. Он знает, слышит, чувствует – Эль все знает. Совершенство. Бейонд осознает, что Эль не ненавидит его и боль тягучим жгутом давит грудную клетку. Эль называет себя Рюзаки – чуть позже официально, а пока что среди «своих», сам с собой, думая об этом – он хочет жить под именем Бейонда. Хочет украсть имя своего отражения. Бейонд ненавидит его. Бейонд хочет его убить. А Эль, холодный, тихий, не выражающий ничего – жалеет и видит только мальчика, которого до последнего момента дразнили «ненормальный Рюзаки». Эль только хочет, чтобы это имя ассоциировалось с чем-нибудь хорошим.
*** Рюзаки сидит в кресле, беззаботно разглядывая монитор. Нет дел, новостей – свободный вечер, но он не может оторваться от монитора. Там – не пустота. Там свет, заполняющий все зрение, лишающий мыслей, чувств, жизни. Той, что он так ненавидит. Рюзаки думает, что он мотылек – как-то вечером они бились в монитор, а еще мотыльки летят на огонь и сгорают в нем. Рядом с Бейондом можно сгореть. Пусть он такой же, никому не нужный, ничего не выражающий, не рассказывающий – Бейонд это огонь, а Рюзаки, лед, запросто растает рядом с ним. И все равно тянется к нему.
-Мне было больно, всю жизнь, всю жизнь из-за тебя!!! -Мне жаль -Это же твоя вина! Почему ты не ненавидишь меня! Дай мне хотя бы это! -Послушай, я просто…
Как долго это продолжалось? Эль очень быстро повзрослел, Бейонду это давалось с трудом. Бейонд многое понимал – а Эль многое принимал. И дать, пожалуй, он мог гораздо большее, нежели просто ненависть. Но он не нужен Бейонду – в его глазах темнота, мания, основанная на видениях чьих-то смертей, в его душе боль, в его сердце – желание превзойти свой никчемный «идеал», стараясь быть таким же пустым, таким же холодным. Да, он не нужен Бейонду – они вместе только потому что так не холодно. Так теплей – посреди одиночества. Эль никому не нужен. Хочется обнять колени, задрожать и много плакать. Как девочка или как ребенок – только чтобы боль, пропитывающая все тело, хоть немного вылилась. Но Рюзаки так не делает – никогда и ни с кем. Потому что это все равно бессмысленно, а на пафос ему всегда было наплевать. Рюзаки чувствует себя волком. Брошенным, загнанным волком. Бинты распустились – и кровь вновь потекла из ран, свежих и не очень. Больше нет сил, нет мужества, нет желаний и амбиций – только кровь, вытекающая из ран, и слабость, следующая за этим. Он больше не может быть сильным – хотя он сильный, был таким, хотел им быть – но уже не может. Последние остатки сознания желают, чтобы его любили. Надели ошейник, заперли, делали бы что угодно – только не пустое безразличие, ведь оно бьет по ранам сильнее всего остального. Но умирающий волк не в силах выбивать это. Более того, он боится даже прикосновений, даже лечащих прикосновений к ранам – и потому, умирая, слабо скалится, пытаясь укусить за руку. Слабо, почти неощутимо – это единственное, что он может теперь. Эль умирает. Его душа умирает, а может и он сам – но если бы он умирал, Бейонд бы точно предупредил его об этом. Эль утыкается в колени. Он хочет умереть – так отчаянно хочет, что отпугивает смерть своим желанием. И живет. Где-то здесь, в зазеркалье. Эль не ждет, что Бейонд вернется рано. А еще он думает, что вскоре Бейонд станет серийным убийцей. Поэтому он не ждет ничего – любви, нежности, нужности. Не ждет, что он подойдет сзади, очень неожиданно, схватит детектива за плечи и потянет в комнату. Так не ждет, как и Бейонд – что Эль послушно пойдет за ним, не меняя взгляда, не говоря ничего в ответ.
*** Бейонд, наверно, единственный, кто знает все о легендарном детективе. ББ – Бейонд Бёздэй знает даже то, чего сам Эль не знает и не понимает. Так думает Бейонд. -Бёздэй-кун – Эль единственный, кто не зовет его Рюзаки. Он произносит его имя мягко, по-дружески, имя, а даже не фамилию – и вечно добавляет это «кун». Бейонда забавляет это – Эля, в его возрасте, боятся все преступники мира. Его глаза – в них страшно заглянуть, а Бейонд смотрит. Знает все его глупые детские привычки, упивается его по-детски наивным голосом. Бейонд знает, что так же – по-детски – Эль боится боли. Но продолжает смотреть в глаза, покрывая его грудь небольшими порезами, разглядывая каждую каплю слез, слизывая их. -Скажи, ты меня боишься? – Бейонд ухмыляется так, словно только что в него вселился демон. Эль отрицательно мотает головой. Он никогда не признается, как сильно боится боли. Не скажет, что не в состоянии терпеть ее больше – а Бейонд не расскажет, что знает об этом. Даже здесь, в таком положении, лежа на кровати – они продолжают соревноваться друг с другом. -Совершенство… - Бормочет Бездей, слизывая кровь с груди Рюзаки. Что-то ломается внутри – мучительная, сдерживающая обоих, стена. Ткань, сковывающая движения. Бейонду все равно, что у Рюзаки больше нет ничего чистого. Рюзаки тоже теперь все равно – и на глазах появляется пелена, как у мертвого, только по ней можно прочитать, что он хочет, он все еще живет. Хочет, ни говоря ни слова – чтобы его любили, так сильно, как можно любить – обожали, прикасались, смотрели, держали, не отпускали – потому что любят. Он готов быть птицей даже в самой старой, железной ржавой клетке, если его будут любить. Раньше он сказал бы иначе, умирая – становится все равно. А Бейонд все понимает – и продолжает упиваться присутствием второго «я», нежной кожей, вслушиваясь в сбитое дыхание. Огонь внутри Бездея неописуем, поэтому он не может сдержаться – и берет все, что хочет, не подготавливая. Зная, как Эль ненавидит боль – все равно делает это и кончает от одной мысли, что Эль, идеал, второе я, кто угодно – он принадлежит ему. Он не сопротивляется и даже не пытается вырваться, хотя ему больно. А Эль, как и Бейонд, сходит с ума от этой самой боли, потому что ее дал он – тот, кому он нужен, кто хочет это делать. Кому не противно дотрагиваться до него, и он готов принять еще очень много боли. Только во второй раз боли нет, и забрать ее не получается. Наверно, Бейонд просто хочет сожрать детектива – и не будь он человеком, точно сделал бы это. Но даже если так, он умудряется быть нежным, ласковым, он мурлычет что-то бессвязное, а Эль старается не стонать, не думать о том, что он слабый, что он цепляется за чужие плечи так неистово, что он готов продать себя и свое тело – за вот это самое ощущение. Эль закрывает глаза, всхлипывает от удовольствия и старается забыть, что он умирает.
*** Бейонд должен уехать. И Эль знает – он точно уедет, а детектив снова займется своей работой – будет один. Как глупо, думает он, что на свете так много фанаток легендарного Эль – а за всю жизнь он так и не был кому-нибудь нужен. За всю свою жизнь никто его не полюбил. Ему жалко детей дома вамми, жалко бейонда, и он точно знает, что умрет. Каждую ночь Эль, верующий в Бога настолько, насколько позволяет его железная логика, спрашивает – что сделал он в той жизни, справедливы ли наказания, что бог посылает людям? И надеется, что это так. Ведь в душе у него столько боли, что тошнит по ночам, а каждую секунду хочется кричать – и эта боль отравляет кровь, умертвляет его, потому что он не может ее вылить. Ее невозможно выскоблить, словно аборт, боли не отсечешь голову, боль не испарится просто так. И никто, никто, даже бейонд – не в силах ее забрать, поскольку не видит ее по-настоящему. Поэтому Эль позволяет себе слезы, позволяет себе уткнуться Бейонду в плечо, разрешить ему гладить, властно прижимать, рассказывать о том, какой он хрупкий и все еще ребенок. Разрешает целовать себе запястья, разрешает самому себе целовать Бейонда и не спорить с его «Я люблю тебя, Рюзаки». Перед смертью можно разрешить себе что угодно, верно?
*** 21 марта – день смерти Эль. Теперь ему не страшно умирать физически – он отдал Смерти самое ценное – душу. Официально зарегистрирована иная дата – 5 ноября. Но ведь все знают, что Эль пренебрегал официальностью? Да и Рюзаки, кстати, его тоже на самом деле никогда не звали…
