«После школы встретимся возле станции Ёшитака».
Отослав смс, я захлопываю крышку телефона. Тяжелый вздох. Мамико опять попала в беду.
Может показаться странным, но я пекусь о своей бывшей однокласснице, которая живет на другом конце города, куда больше, чем о своих родных, с которыми живу под одной крышей. Была бы моя воля – я бы не имела с ними никаких дел. Но пока мне только 16, я вынуждена жить в родительском доме. Все потому, что…
Громкий хлопок обрывает мои мысли.
- Киришима-сан, как необычно застать тебя врасплох.
Этот мерзкий голос.
- Тебя вызывал сенсей.
- Я уже сходил.
Эта мерзкая улыбка.
- Ну, тогда пойдем в класс, скоро звонок.
Накаджима Рей. Парень, из-за которого вся моя жизнь идет наперекосяк. Парень, из-за которого страдает Мамико. Да и просто – отвратительный парень.
Я встретилась с Накаджимой, когда перешла в среднюю школу, и с тех самых пор он не отставал от меня. Писал смс, звонил, крал мои вещи, устраивал засады, обижал моих подруг (которых у меня вскоре не осталось).
Вы думаете, Накаджима был в меня влюблен?
Ерунда.
Накаджиме нужен был объект для издевательств. Странное дело, обычно, не получая должной отдачи, хулиганы меняют курс, находят новую жертву. Накаджима же был одержим мной.
Он преследовал меня, иногда нападал на меня, пугал, выскакивал словно из воздуха, в общем, постоянно мелькал в поле зрения, как только мог. Однако он прокололся – так просто меня не запугать. Я вообще не уверена, что что-то еще может вызвать мой испуг.
Накаджима был чем-то вроде бельма на глазу, не более.
Впрочем, когда он перевелся со мной вместе в другую школу и оказался вновь в одном со мной классе, я почувствовала некий холодок по спине, но, вполне возможно, в тот момент просто был сквозняк.
Этот парень всерьез одержим мной.
Я еще расскажу об этом, пусть я и не очень жалую Накаджиму, случай его вполне заслуживает внимания.
Сейчас же я собираю вещи после урока и собираюсь бежать на станцию. Хорошо бы удостовериться, что Накаджима за мной не побежит, иначе весь мой план относительно Мамико пойдет насмарку, но с этим типом я ничего не смогу поделать. Куда я – туда и он, перевод в другую школу очень хорошо это показал.
Поэтому я беру портфель и направляюсь к пункту назначения.

Мамико тоже 16, исполнилось в апреле. Я нахожу ее наивным и беззащитным ребенком. Может, поэтому у меня не вышло ее бросить.
- Саки-чан!
Вот она подбегает ко мне, все еще в школьной форме, волосы немного растрепаны, видимо, давка в метро.
- Саки-чан, я так рада, что ты здесь! – ее глаза сияют.
- Привет-привет, - отвечаю я с легкой улыбкой.
Рядом с излишне девчачьей Мамико я чувствую себя парнем, мне хочется засунуть руки в карманы, которых нет – я тоже все еще в форме.
Мы направляемся в кафе неподалеку. Нужно поговорить. Мамико всегда нужно о чем-то поговорить…
Насколько я знаю, у Мамико нет отца. Ходили слухи, что он бросил их семью, когда она была маленькой, но сама Мамико мне ни разу ничего об этом не говорила. Так как тема болезненная, я сама не стала влезать. В конце концов, мы знакомы всего год, пусть она и считает меня лучшей подругой.
- Саки-чан, - неуверенно начинает она, - знаешь, Саки-чан. Я хочу тебе рассказать один свой секрет.
Я – хранитель секретов Мамико. Я знаю их столько, что можно энциклопедию составлять.
- Ты же знаешь, что, - Мамико краснеет, - что я влюбилась.
Киваю. Отчего же не знать.
- Но я не говорила, в кого, - Мамико даже улыбнулась.
В кого же на этот раз? Очередной безумно классный семпай, окруженный кучей подклонниц? Или, может, поп-идол? Актер? Или, на худой конец, хороший паренек по соседству?
Найдись такой паренек, я могла бы доверить ему эту дуреху…
- Это прозвучит немного странно, но я очень завидую тебе, - вдруг ни к селу ни к городу продолжила Мамико, - ты видишь его каждый день…даже теперь…
Я недоуменно заморгала. Черт, только не говорите, что это снова он?
- Эй-эй, Мамико, - неуверенно начала я.
- Просто, - она даже вскочила, - теперь тебя нет рядом, я думала, мне будет одиноко, но, - вот те на, глаза на мокром месте, - но он тоже перевелся! Так внезапно, Саки-чан! Это слишком жестоко, я тоже переведусь!
Вот и разревелась. Ну и глупышка же…
Так. Стоп. Кто перевелся?
- О ком ты?
- Ну неужели непонятно, - плачет, как маленький ребенок, - Накаджима-кун!
Меня как ледяной водой облили.
- На…Накаджи…ма?
Впору нервно захихикать. Так, стоп, нельзя поддаваться…эм, что бы это ни было, нельзя поддаваться. Сохраняем хладнокровие и дышим ровно.
- Значит, Накаджима?
Мамико виновато кивает.
- Прости меня пожалуйста, Саки-чан, прости!! – схватила меня за рукав, опять плачет.
- Ну что ты ревешь, успокойся, - тянусь за салфетками, - эй, постой. Что это за «прости»?
- Но ведь, - всхлип, - ведь у вас с Накаджимой…вы ведь…и перевелись вместе.
Вот те раз. Нет-нет, это надо сразу отсечь.
- Мамико-чан, - делаю серьезное лицо и кладу руку на плечо, - ничего у меня с Накаджимой нет. Нет, не было и не будет. Никогда.
- Никогда, - эхом повторила Мамико.
- Но знаешь, что я тебе скажу? – лицо еще серьезнее, вот так.
Мамико просто вопросительно смотрит.
- Не связывайся с Накаджимой.
- Почему? Он тебе нравится?
- Дело не в этом. Просто держись от него подальше. Лучше обрати внимание на соседа. С Накаджимой – ни-ни.
Она еще раз всхлипывает и вытирает лицо салфеткой.

Признаться честно, не ожидала я такого. С чего бы вдруг Накаджима?

45. (смерть. вперед.)

- Киришима-сан! Киришима-сан!
Что еще за черт так рано утром в воскресение?
На будильник мой не похоже…впрочем, я прекрасно знаю, кто это.
- Киришима-сан, нечестно! Открой, пожалуйста, окно.
- Нет уж, тебе надо, ты и открывай.
С утра я всегда не в настроении. А этот сегодня слишком наглый.
Однако же окно почти сразу распахивается. Ему просто нравится меня будить в такую рань. Или нравится видеть меня не в настроении.
- Киришима-сан, вставай же!
- Что тебе надо?
- Я хотел приготовить Киришиме-сан завтрак в постель, - ехидно улыбается.
- Тогда зачем мне вставать? – хмурюсь.
Чем сильнее я хмурюсь – тем больше этот улыбается.
Со стоном поднимаюсь и плетусь в ванную. Чертов Накаджима.
Странно, наверно, что он готовит мне завтраки по воскресениям. Если учитывать, что он издевается надо мной, это странно. Но все не так просто.
Я уже говорила, этот парень одержим мной. Я бы не сказала, что он извращенец. Просто…это сложно объяснить.
- Киришима-сан, - раздается совсем рядом, - завтрак подан.
То, что я стою под душем, не имеет значения, верно, Накаджима?
Отдергиваю занавеску и спокойно беру с тарелки тост. Он намазан маслом и хорошо поджарен. На него попадает вода, но мне все равно. Я смотрю Накаджиме прямо в ухмыляющиеся глаза.
Видеть меня голой для него – дело привычное, он даже в лице не меняется. Да что там, он и не смотрит. Потому что его глаза тоже прикованы к моим, он ищет во мне слабость, ищет трещину. Ищет, за что бы зацепиться.
Я знаю причину того, что Накаджима никак не может меня отпустить.
Он не смог сломать меня.
Этот тип развлекается тем, что ломает людей. Ломает их вдоль и поперек. Я думаю, у него это с рождения, а может и раньше.
Но меня ему сломать не удалось. Он просто не может понять, за что зацепиться. Как будто лезет по отвесной гладкой стене.
Я очень четко читаю это в его глазах, пережевывая тост. Струи воды плавно стекают по моему телу. Но мое тело не интересует этого парня. Я не думаю, что его вообще интересуют плотские удовольствия.
Душа – вот чего он хочет.
В своем роде Накаджима – дьявол.
Но я прошла через такие вещи, которые ему и не снились. Поэтому он не сможет меня сломать.
- Вкусно, - произношу я, все еще глядя ему прямо в глаза.
Все это время он улыбался.
- Киришима-сан, заканчивай, выпьем кофе, и я расскажу тебе сегодняшний маршрут.

Накаджима по-хозяйски моет посуду и включает музыку. Проветривает комнату, поливает кактус на подоконнике. Я поставила его туда в надежде, что однажды Накаджима хорошенько напорется на колючки своей задницей.
Почему я вообще пускаю Накаджиму, если так к нему отношусь?
Тут понадобиться немного объяснить.
Это место – не мой дом. По выходным иногда я не ночую дома. В последнее время, с появлением этого прибежища, все чаще.
Эта лачужка – наша с Накаджимой.
Ее предыдущий владелец умер, повесившись на потолочной балке, где сейчас сушатся мои трусики. Так как лачужка не была никому нужна, мы ее выкупили. На наши общие деньги от одного дельца, о котором я позже расскажу. Тут так просто всего не расскажешь, как вы, наверно, поняли уже.
- Сегодня нам нужно на мост над Ямакава.
Молча киваю, отпивая кофе.
- О, Киришима-сан! Чудная песня заиграла, - радостно восклицает Накаджима, делая звук погромче.
Он любит английские старые песенки. Вообще, по нему не скажешь, но он полукровка.
Ладно, хватит про Накаджиму, тем более, что я одеваюсь, и мы уходим.
Я люблю этот домик, где могу спокойно отоспаться в конце недели. Если бы не Накаджима каждое воскресное утро, это место было бы раем. Но тут уж…ложка дегтя в бочке меда.
На мне сегодня не наша новенькая школьная форма, а белое платье и легкая джинсовая курточка. Волосы собраны в хвост. На носу – солнечные очки. Конец мая, скоро сезон дождей, но сейчас солнце печет будь здоров, и глаза очень страдают от этого.
- Киришима-сан, будь уверена, что не перегреешься, - Накаджима делает вид, будто волнуется.
- Все в полном порядке.
- Девушки так часто хлопаются в обморок от жары, но только не Киришима-сан, - кивает он. У меня почему-то возникает ощущение, что он этим кивком будто делает пометку в блокноте.
Мост уже близко.
Зачем мы идем к мосту? Вот уж отличный вопрос.
Дело в том, что мы подрабатываем. Ищем преступников. Звучит, как сюжет манги про школьников-детективов. Но это не совсем к нам.
С детства у меня острая чувствительность к эмоциональной наполненности неодушевленных предметов. Это означает, что дотронувшись, скажем, до кровати, я могу сказать, как выглядел человек, который спал на ней недавно. По этой причине я знаю множество секретов. По этой же причине мне пришлось однажды через ад пройти.
Когда Накаджима узнал про мой «дар», он впервые сократил дистанцию, и с тех пор совсем не отставал от меня.
Мы помогали одному детективу из городского отдела. Он связывался с Накаджимой и передавал ему сведения: место, время, подозрения. Накаджима же просто вел меня в это место, где мы пытались хоть что-то разузнать. Куда полезнее, чем таскаться и расспрашивать народ. Очень многие факты люди так сильно искажают…
Мне казалось, не такой уж плохой способ дать способностям выход. Накапливаясь во мне, эта сила требовала разрядки, из-за чего даже простое прикосновение к парте вызывало волну чужих воспоминаний во мне. Я уставала от этого, да и шутка ли – дотронувшись до чужого карандаша, тут же выпадаешь из реальности, потому что в голове мелькают воспоминания этого карандаша. И это еще хорошо, если карандаш используют исключительно в обычных целях. А если им, скажем, копаются в носу или еще где похлеще – как тут будешь потом на человека смотреть?
По этой причине я смотрела на всех вокруг меня с презрением. Когда так много умудряешься узнать о людях, просто прикоснувшись к их вещам, поневоле станет тошно.
- Мы пришли, - объявил вдруг Накаджима.
Я снова оказалась резко выдернута из своих мыслей. У этого типа хобби такое – резко меня выдергивать в реальность, откуда угодно.

Мост не вызвал у меня ничего, кроме жалости. Маленький, полуразвалившийся, нуждающийся в ремонте. Блоки, из которых он был собран, покрылись бесчисленными надписями, большей частью на английском и далеко не о том, как прекрасен мир. Я вздохнула и последовала за Накаджимой, который уже направился под мостик.
Под несчастным безымянным мостом было прохладно, пахло плесенью и надписей было еще больше.
- Что мы тут ищем? – вяло спросила я.
- Киришима-сан, не могла бы ты потрогать вот здесь?
Не могла бы. Но сделаю…
Кроме того, что так я даю выход способностям, во всем этом есть еще один позитивный пунктик – так мы с Накаджимой зарабатываем. Конечно, маловато, но за прошлое дело детектив отвалил отличные деньги. Так как я страстно желала не зависеть от семьи, деньги были мне необходимы позарез.
Моя рука медленно коснулась мха на поверхности моста. Я закрыла глаза и мысленно убралась за границы себя. Меня заполнили воспоминания этого места. Конечно, мост многое помнил, но мне было важно то, что произошло здесь не так давно.
Вспышка.
Боль.
Удар.
Крик.
Какое-то странное чавканье.
Крик. Еще крик. И еще.
Женский голос.
Вспышка.
Я распахиваю глаза. Воздух резко и со свистом вырывается из легких. Надо сейчас же убрать руку.
- Киришима-сан, - негромко произносит Накаджима, снова глядя мне прямо в глаза.
Он стоит совсем рядом, опершись о внутреннюю часть моста. Я думаю, что ему везет – так просто трогать вещи. И отворачиваюсь, спокойно направляясь прочь. Нам больше здесь нечего делать.

7. (город)

- Киришима-сан, твои трусики сегодня великолепны.
- Уверена, твои не хуже.
Мы сидим в кафе. Я держу в руках стакан ледяной воды. Восстанавливаю силы.
Накаджима вертит в руках ручку. Перед ним тетрадь с многочисленными схемами. Только что я выложила ему свои поверхностные ощущения. Если честно, я не очень-то лезу в это все, что мы там расследуем. В смысле, догадки мне неинтересны. Я могу ведь просто знать, что произошло. Общаясь с предметами, я узнаю очень многое. А что говорить Накаджиме – решаю только я.
Этот тип обожает, когда я не говорю всего. Он обожает строить схемы и пытаться разгадать тайну. Из-за этого мы вечно плутаем вот по таким кафе.
Если бы я говорила все, что узнала, Накаджима страшно бы расстроился. А расстраивать его мне как-то неохота. Сейчас мы живем, можно сказать, душа в душу, а если он расстроится, начнет делать всякие странные вещи, чего мне не надо.
Хотите знать, что за странные вещи?
Когда Накаджима расстраивается, он может притащить откуда-нибудь дохлую кошку и запихнуть в ваш шкафчик для обуви. И это еще цветочки.
Накаджима никогда не злится, но вот если его обидеть, он мстит. Хотя на его языке это означает примерно то же самое, что «выразить свои чувства».
Эх, и когда я успела так много всего узнать об этом типе?
- Чавкающий звук, если предположить, что это поедание, - говорит сам с собой Накаджима, - то мы имеем дело с каннибализмом. Но тогда возникает вопрос – женский голос. Голос ведь говорил спокойно? Не кричал?
- Не кричал.
- А крики принадлежали женщине или мужчине?
- Сложно сказать.
- По крикам, - улыбнулся Накаджима, - но ты ведь точно знаешь.
- Нет. Я точно знаю, что трудно сказать.
Я говорю правду. У мостов смутное представление о половой принадлежности.
- Хмм, - только и протянул Накаджима, закрывая тетрадь, - хорошо. На сегодня я закончил. Спасибо за работу, Киришима-сан!

Сегодня я должна идти ночевать домой. Завтра в школу. Играть простую школьницу.
Накаджима бойко шагает рядом со мной, щурится и поглядывает на мои ноги. Я не могу избавиться от ощущения, что он записывает в блокнот своей памяти каждое мое движение, каждую складку одежды. Он прекрасно знает, что сегодня мне домой, поэтому мы будем гулять вдоль побережья до самого заката.
Если подумать, кроме Накаджимы и Мамико-чан, я ни с кем особенно не общаюсь. В школе меня зовут отмороженной, ну и правильно делают. Мне легче держаться подальше от людей.
- Киришима-сан, мне нравятся твои кеды, - вдруг заявляется Накаджима.
Я смотрю на море и мне как-то совершенно наплевать, как ты там относишься к моим кедам…
Однако это не все – Накаджима вдруг наклоняется и трогает кеды пальцем. Я даже останавливаюсь от неожиданности. Он зачем-то несколько раз водит пальцем туда-сюда, долго рассматривает, потом поднимает голову и цепляется за подол моего платья.
Чудная такая ситуация, в которой любая девчонка бы смутилась и отбежала в сторону. Может, крикнула бы визгливо «извращенец!»
Но это не наш случай, да.
Накаджима внимательно изучает мои трусики, разве что не трогает, и потом спокойно вылезает из-под юбки. Такой же довольный, как был.
- На твоих кедах осталась кровь.
- Кровь?
- Под мостом была кровь. Ты стояла ровно на том самом месте, где она пролилась. На кедах осталось немного.
- И?
- Мне просто понравилось это, - лучезарная гаденькая улыбочка.
Равнодушно пожимаю плечами. Мне вот блики на воде нравятся. Каждому свое, верно?

Если подумать, то даже общество Накаджимы я предпочитала обществу родственников. Просто этот черт не был никак со мной связан, если уж говорить по-хорошему. Когда нет кровного родства, все гораздо проще. Он – посторонний. И это прекрасно.
Дома кровное родство душило меня.
И не оно одно.
- Киришима-сан, можно рассчитывать на тебя во вторник? Посетим еще одно место.
- Во вторник после школы?
- Нет, извини, до.
- До школы…
- Да, до школы. Я зайду часов в шесть.
Сухо киваю.
Стоило пойти, наконец, в сторону дома, сразу вспомнила, что оставила свои трусы в нашем штабе. Ну, чудесно. Что с ними сотворит этот тип – остается только пожелать им покоиться с миром.
Чуть усмехаюсь, думая, что все-таки остаться с Накаджимой было бы спокойнее и безопаснее. Я хотя бы знаю, что он точно не станет трогать меня. По крайней мере, всерьез. Я слишком интересна ему, чтобы он захотел меня пришить.
Дома же…
- Я дома.
- Добро пожаловать домой.

Это случилось, когда мы учились еще в той школе.
Я стояла на крыше с твердым намерением спрыгнуть. 26 этажей – немало, мне хватило бы. Удар об асфальт – и пожалуйста. Голова вдребезги, как арбуз.
- Извини, но сначала я хочу кое-что узнать.
Голос Накаджимы раздался позади меня. Я, уже почти привыкшая к его постоянному преследованию, даже не удивилась.
- Что ты хочешь узнать?
У Накаджимы были неприятные глаза – узкие, черные, блестящие. Пронзающие и нашинковывающие тебя на месте. Когда он улыбался, взгляд становился еще неприятнее. Но в тот момент он не улыбался. Даже не думал. Он был чертовски серьезен. Как и я.
- Я хочу узнать.
В моей голове были только мысли о двадцати шести этажах. Действительно ли ты умрешь, когда ударишься о землю? Или ты будешь долго лежать, истекая мозгами и кровью, а смерть будет стоять рядом, вот как Накаджима сейчас, и задавать тебе непонятные вопросы? Всякое ведь может быть.
На месте Накаджимы другой человек мог спросить многое, но скорее всего вопросы звучали бы как-то вроде «ты уверена, что хочешь умереть?» или «неужели все так плохо?»
Накаджима вдохнул полную грудь воздуха и очень серьезно спросил:
- Почему все последнее время мне так страшно хочется гороха?
В этот момент на нас налетел какой-то страшный порыв ветра, но я устояла на ногах, даже не схватившись за перила, которые были от меня в нескольких сантиметрах. Я только покачнулась, но равновесия не потеряла. Двадцать шесть этажей не смогли увидеть, как я буду лететь вниз. Земля не удостоилась разделить со мной ощущения удара. Асфальт не узнал, какого это – когда мои мозги и кровь растекаются по нему. Я смотрела на мир сверху вниз и думала о том, что мне тоже вдруг дико захотелось съесть гороха. Свежего, молодого, зеленого горошка.
Я гневно посмотрела на Накаджиму и сказала:
- Если не угостишь меня, я тебе врежу.
На следующий день меня решили перевести в другую школу.

12. (цикл)

- В смерти нет ничего особенного. Особенности присущи только тем, кто живет. Одна из этих особенностей – то, как живущих меняет смерть.
Нудная лекция на философскую тему. Очень утомляет, когда тебе в голову вдалбливают прописные истины. Пока я сидела и гадала, зачем в класс притащили этого умника, поющего смерти серенады, Накаджима смотрел на него едва ли не с восхищением, с отрытым ртом ловя каждое слово. Аж бесит, если честно…
- Итак, на этом моя лекция закончена. Вы можете приобрести мои книги со скидкой, просто подойдите ко мне на перемене. Большое спасибо за внимание!
Я стояла возле окна, когда Накаджима возник рядом. В его руках, на удивление, не было ни намека на книгу.
- Что такое? Я думала, ты купишь.
Накаджима молчал, без какого-то конкретного выражения смотря в окно. В классе вокруг этого молодого умника крутились девушки, изо всех сил пытаясь привлечь его внимание. Готова поспорить, никто из них его даже не слышал, все только и пялились на шикарную улыбку, волосы и прочее.
- Мертвые всегда так нужны, - изрек Накаджима, - но их никогда не вернуть. Вот самое важное, что я знаю о смерти.
Краем глаза я заметила – он не улыбался. То есть на губах улыбка имелась, но вот отражение Накаджимы, казалось, плачет. Тут до меня дошло, что за окном пошел дождь.
- Так необычно, - этот повернулся ко мне. Улыбка стала увереннее.
- Что необычного, как раз сезон дождей же…
- Я о тебе, Киришима-сан. Ты заговорила первой сегодня.
Может показаться, что я прекрасно знаю, что у Накаджимы на уме – и мне тоже постоянно так кажется, но этот черт непредсказуем. Если уж я и знаю, чего от него ждать, то это выражается лишь в размытом «чего угодно».
Вот почему я так старалась обезопасить Мамико от него. Если этот тип узнает о ее чувствах, он определенно переключится на нее и будет доставать бедняжку, пока не сломит ее волю. Не хочу, чтобы Мамико-чан испытала такое. Пусть сейчас он и выглядит паинькой, но я-то знаю, как он быстро меняет стиль поведения.
- У Киришимы-сан сегодня какие-то дела? – спросил Накаджима, хлопнув в ладоши. Способ привлечь внимание.
Я удивленно посмотрела на него.
- Разве ты не говорил, что…
- Раз уж у Киришимы-сан нет дел, почему бы нам не сходить в то место еще раз?
Я хотела было начать возмущаться, но меня внезапно перебили.
- Что еще за место такое?!
Мы синхронно повернулись. Ну да, так и есть…
- Накаджима-кун, куда ты тащишь Киришиму-сан?
Староста нашего класса, Чие Тору. Вечно везде вмешивается и очень докучает. Вот сейчас Накаджима продемонстрирует свою натуру.
- Вы не должны разгуливать после школы непонятно где! По окрестностям бродит какой-то маньяк! Ты понимаешь, что Киришима-сан девушка?
- Староста-сан, - Накаджима сложил руки за спиной, натянул гадкую улыбку пошире и сделал шаг в сторону Тору, - Киришима-сан, бесспорно, девушка. Только я-то парень. Уж ничего не могу с собой поделать – весна, что ли. Гормоны так и пляшут, - кладет руку старосте на плечо, - так и хочется узнать, какие нынче у школьниц трусики, а, если повезет, не только трусики. Откуда вам знать, что я не тот самый маньяк, м?
Староста вдруг позеленела, как будто Накаджима затронул ее страшный секрет.
- Говорят, маньяки чувствительны к запаху крови, - Накаджима перешел на шепот, - поэтому, когда у девушки месячные, она особенно подвержена риску. Не стоит ли вам печься о себе, Староста-сан?
- Что…как ты, - Тору сменила цвет на белый, а потом густо покраснела и бросилась прочь.
Накаджима довольно улыбнулся ей вслед и посмотрел на меня.
- Тебе не кажется, что ты немного помешался на нижнем белье? – безразлично заметила я.
- Ну я же сказал – весна, - хихикнул он.

С самого детства я уяснила, что единственный действительно близкий мне человек – я сама. Поэтому в понятии «дружба» я не нуждалась. Для игр мне хватало самой себя – я часами возилась с обрезками бумаги, придумывая о них истории, раскрашивая уголки в разные цвета, делая надрезы – так я делала каждый обрезок индивидуальным существом. Мне вполне хватало общества самой себя. Я не знаю, почему это было так, да и никогда не задавалась таким вопросом.
Когда мне было четыре года, мама покончила с собой. Я совсем не помню ее, но отлично помню тот вечер, когда брат пришел домой и сообщил мне об этом. После этого он налил себе стакан воды и выпил половину.
«Саки, мама умерла сегодня. Больше мы ее никогда не увидим».
Я смотрела на воду в стакане и ничего не понимала. Что значит умерла? Почему не увидим? Брат наклонился ко мне и сказал:
- Не бойся, я спасу тебя от этого. Не надо волноваться, хорошо?
Мне вдруг стало страшно, и я заплакала. Он обнял меня и на этом воспоминания обрываются.
Сказать по-честному – противно мне от этих воспоминаний. Я бы избавилась от них, если бы имела возможность.
Я не любила ни маму, ни брата. А отец отказался от меня тогда.
Все дело прошлое, а из головы никак не желает уходить. Иногда злюсь на себя из-за этого…
- Киришима-сан. Можешь снова поговорить с мостом?
- Хорошо.
Накаджима уже трижды внимательно все осмотрел. Возможно, он заметил много нового, но для меня все было, в общем-то, по-прежнему. Я могла лишь коснуться ладонью прохладной шершавой поверхности и погрузиться в нее.
Вспышка.
Голоса, голоса…издалека, как за стеной.
Кто-то напуган, совсем близко, прячется.
Кто-то кричит, слов не разобрать.
Спешка, странные звуки…
Удар. Удар. Удар.
Кого-то, вроде бы, методично бьют прямо об это самое место, которого я сейчас касаюсь.
Треск, снова чавканье, как в тот раз, какое-то хлюпанье, другие звуки…
Восторженный возглас.
Вспышка.
Меня выбросило…
Устало потерев переносицу, я поняла, что голова совсем кружится. Что-то совсем весело, я ничего не понимаю. Главное, Накаджиме не показать, так, а теперь надо открыть глаза, медленно и осторожно.
- Киришима-сан, если ты устала, пойдем к дому?
- Сегодня кафе не предвидится? – усмехаюсь я, и мой голос звучит каким-то страшно далеким.

Дома я немного рассказала Накаджиме о том, что кого-то, видимо, били об стену моста головой. Мой голос звучал нетвердо, что безумно раздражало – нельзя, чтобы этот понял, как я устала. Кончилось все тем, что он предложил мне принять душ, засранец. Умей я так легко обнаруживать в людях слабость, я бы тебя и близко не подпустила…
Когда на голову обрушились струи воды, я поймала себя на том, что сомневаюсь. Выходит, и правда переутомилась…
Был ли Накаджима так уж плох? В конце концов, он меня не трогал с тех пор, как мы стали вот так близко общаться, благодаря нему я могу отдохнуть от семьи, он даже завтрак мне готовит по воскресениям и так далее…
Что ж за гадость, а…
Ненавижу сомневаться, сомнения доводят меня до ручки просто. Потому что если начнешь, остановиться слишком сложно. Все время за что-то снова цепляешься, и начинается… «А вдруг то-то, тогда вот так, а если нет, то ведь и вот этак…»
В такие моменты по настоящему тошнит от себя.
Я чуть тряхнула мокрой головой, отгоняя весь этот бред.
Накаджима – не тот, кому можно доверять. Найдет слабость, расковыряет до основания и бросит тебя в таком вот состоянии, уйдет искать новую жертву. Я, конечно, не прочь от него избавиться, но быть не имею ни малейшего желания разодранной своей слабостью.
Я вышла из душа по обыкновению в одном полотенце на плечах, слушая, как дождь барабанит по крыше домика. Накаджимы видно не было, что очень успокаивало. Прохладный душ проветрил нервы, я спокойно выдохнула и залезла в наш мини-холодильник, который притащил как раз этот. В этом холодильничке у нас обычно было молоко, мороженое и всякие напитки. Особенно много еды мы не держали, так как она быстро портилась, да и не было необходимости, магазин с продуктами был под боком.
Взяв ледяную склянку с молоком, я удовлетворенно вздохнула, решив было, что Накаджима смылся куда-то, как тут мой взгляд упал на зеркало. Увиденное повергло меня в шок – там был брат…прямо позади меня стоял мой брат, который…
Тело опомнилось быстрее меня, и несчастная склянка с молоком разлетелась вдребезги, брошенная в стену. Еще бы миллиметр, и я попала бы…
- Киришима-сан, ты что творишь!
Голос принадлежал Накаджиме…
Брат медленно снял очки и удивленно посмотрел на меня, и у него было лицо…Накаджимы.
Чтоб тебя!
- Накаджима!! – в сердцах закричала я.
Ноги задрожали, и мне пришлось срочно осесть на пол, чтобы уж совсем позорно не грохнуться.
Ну что это такое, что ты творишь, больной ты человек!
У меня вообще аллергия на брюнетов в очках, но ведь Накаджима не похож на брата, он гораздо младше, он…
Меня трясло, и совладать с собой никак не получалось.
- Ой, Киришима-сан, только не говори, что у тебя аллергия на мужчин в очках! – засмеялся Накаджима, убирающий осколки.
От этой фразы разум как будто заледенел. Поступила команда «сейчас же собраться и дать отпор». Раз уж этот тип так легко меня читает, надо либо захлопнуть книгу, либо уж кормить его ложной информацией.
- Мне просто…молоко не понравилось. Ненавижу эту компанию, купи другое. Прямо сейчас, - сказала я строго. Голос, к счастью, снова слушался, зато вот посмотреть на Накаджиму я не могла – просто не получалось даже глаза поднять. Казалось, увижу на его месте брата.

35. (белый флаг)

Когда Накаджима убежал за молоком, я натянула нижнее белье и разлеглась на кровати. Кто бы мог подумать, что такой ерундой меня можно напугать до смерти. А ведь я живу с братом, вижу его каждый день. Конечно, я свожу это дело к минимуму, но все-таки!
Даже от осознания, что это не брат, а Накаджима, мне не стало легче. Напротив, теперь мне казалось, что брат и Накаджима – одно лицо, и это где-то там, внутри вызывало просто панику…
И снова пошла сеть сомнений, как трещины. Если, если, если, если…
Надо отбросить это все.
Накаджима не может быть моим братом, ни под каким видом. Это просто невозможно. И хватит забивать себе голову глупостями.
В окно барабанил дождь, и будь оно открыто, я бы уже вся промокла. У нашего домика была косая крыша, и окно размещалось частично на потолке. Ночью можно было смотреть на звезды, большинство девушек сочли бы это романтичным. Небо уже светлело, и капли уже стали мельче. Накаджима убежал без зонта…
С улицы раздались какие-то вопли. Судя по звукам, там целая толпа парней. Сказав себе, что мне лень, я осталась лежать неподвижно, глядя в серое небо. Однако любопытство очень скоро взяло верх.
Их было человек шесть или семь, прямо возле нашего дома. Агрессивно настроенные, кричащие, они методично и радостно избивали какого-то паренька, который сильно выделялся из общей массы совершенно белыми волосами. Я даже сначала подумала, что это старик. Разобрать, что именно они кричат, я не могла, но было очевидно, что белобрысый им даже не отвечает. Ни словесно, ни физически. Просто позволяет себя избивать, очень покорно и даже как-то безразлично. Я поморщилась. Не люблю я такого. Когда ты сам за себя не можешь постоять – это одно, но когда ты даже не пытаешься этого сделать… Это противоречит здравому смыслу. Противоречит натуре любого живого существа. Не можешь дать сдачи – убегай, разве не очевидно? Некоторые назовут это трусостью, но я бы назвала это благоразумием.
Еще немного понаблюдав, я зевнула и снова улеглась. Если подумать, вся эта толпа бесила меня даже больше, чем безвольная беловолосая жертва. Потому что целой стаей избивать того, кто никак на это не реагирует – это просто напросто доказывает факт отсутствия мозгов.
Люди, объединяющиеся в стаи, отвратительны.
Небо совсем посветлело, и, похоже, начало прочищаться, когда под окнами все стихло. Мне снова стало интересно.
Толпа, как и ожидалось, разошлась, а белобрысый валялся возле нашего крыльца. Ну просто великолепно!
Поколебавшись, я все же решила, что будет лучше, если я первая его подберу, чем если на него наткнется изверг Накаджима. Быстро накинув на себя халат, я вышла и сбежала вниз по лестнице.
Паренек сидел в пыли, даже не глядя в сторону дома, а ведь мог бы доползти и присесть на порожки. Весь его вид говорил о полнейшем безразличии ко всему вокруг, несмотря на то, что лицо его было в крови, а руки в синяках. Судя по неестественно вывернутому запястью, одна серьезно пострадала и была сломана.
- Эй, ты! – крикнула я. Казалось, скажи я это обычным голосом, он не обратит внимания.
Он рассеянно повернул голову в мою сторону. Я почему-то подумала, что Накаджима, даже будучи он в таком состоянии, обязательно улыбнулся бы, увидев меня. Эта сцена так четко появилась перед глазами, что появилось ощущение де жа вю…
- Чего расселся! Вставай!
Я подбежала к нему и присела на корточки. Вблизи открывалось множество деталей, например, что глаза его были тоже очень светлыми, почти желтыми, что вся одежда была в пыли и кровоподтеках, что губы были разбиты напрочь, а на шее сзади красовался темный жуткий синяк. Отсутствующий взгляд остановился на мне, словно изучая. И опять же мне сразу подумалось, что с тем, как на меня обычно смотрит Накаджима, это не имеет ничего общего.
- Помочь тебе встать? – предложила я.
Все еще не говоря ни слова, он тихонько покачал головой и поднял к глазам безвольно качающееся запястье. Складывалось впечатление, что он просто напросто не чувствует боли, ведь судя по внешнему виду, все его тело должно было болеть.
- У нас дома есть аптечка, я думаю, твои раны стоит перевязать хотя бы, - мне пришло вдруг в голову: а может, он немой?
Я почти дотронулась до его плеча, как вдруг за спиной у меня прозвучало:
- Киришима-сан, удивительно смотреть, как вы возитесь в грязи.
Беловолосый паренек удивленно посмотрел на Накаджиму. Я же лишь вздохнула и поднялась, отряхивая колени. И правда немного испачкалась…
- О, Киришима-сан, вы, кажется, нашли что-то! Как интересно, что же это? Потерявшийся песик? – то, как Накаджима играл удивление, вызывало у меня уже рвотный рефлекс.
Избитый парень поднялся на ноги и странно посмотрел на Накаджиму. В его глазах была какая-то не очень понятная мне решимость, а еще – неприязнь.
- Слушайте, шавка-то побитая, даже как-то жалко становится, - картинно покачал головой тот, кто был причиной моей головной боли, - Киришима-сан, ну что ж, я тащу аптечку. Молоко вот, - Накаджима впихнул мне в руки холодную бутылочку и поспешил в дом.
Мы молча проводили его взглядами и синхронно посмотрели друг на друга, когда он скрылся из вида.
- Меня зовут Киришима Саки.
Взгляд белобрысого смягчился и он, приложив здоровую руку к груди, сказал:
- Сасакиба Дзюн.
Так-так, разговаривать умеет, замечательно!
- Не обращай внимания на Накаджиму, он всегда такой, со всеми, - я кивнула в сторону дома и поморщилась.
Сасакиба кивнул и снова сел в дорожную пыль. Вид у него был крайне потерянный.
- Эй, будешь так сидеть, сильнее испачкаешь одежду, тем более, здесь все же порой ездят машины! Тебе лучше сесть хотя бы на порожки.
- Голова…кружится, - слабо произнес он.

Наверняка, пока я пыталась до него достучаться, в ушах у Сасакибы был сплошной шум. Все же его нехило отметелили…
Мы с Накаджимой втащили его в дом. Общими усилиями, так сказать.
- Киришима-сан, разве я создан для физических усилий? Не создан! Это же слепому видно, а ты вот заставляешь меня всякие тяжести таскать, ну нет у тебя чувства сострадания, - ныл теперь Накаджима.
- Я попросила тебя помочь мне дотащить его как раз из чувства сострадания, - я занималась тем, что пыталась как-то помочь несчастной руке Сасакибы.
- Все бы ничего, но ты даже молоко ему отдала, - не унимался мой черт из табакерки, - я из-за этого молока чуть жизни не лишился, если ты не помнишь. Где твоя благодарность?
- Благодарность вчера сушилась на балке повешенного. Сегодня, кстати, я ее там не наблюдаю.
Накаджима поморгал и заткнулся.
Сасакиба Дзюн преспокойно хлебал мое молоко, как будто это не его губы были разбиты и не на его шее были темные следы чьих-то побоев. Рука, с которой я тщетно пыталась разобраться, казалось, его вообще не беспокоила.
- Думаю, тебе лучше сходить к врачу, - я покачала головой, - увы, я в этом мало что понимаю.
- Ничего, - тихо ответил Сасакиба, отрываясь от молока.
- Нет, я серьезно. Если запястье сломано, и неправильно срастется, дела твои будут плохи. Это же правая рука!
В ответ он просто моргнул. Его спокойствие просто поражало. Как, наверно, и все остальное в нем, что сейчас открывалось моим глазам. Волосы, глаза, взгляд, то, как он говорил – все это оставляло меня в недоумении.
Внезапно на нос Сасакибы сами собой опустились очки. Он опять же спокойно моргнул, я моргнула в ответ, гораздо более удивленно, а рядом со мной Накаджима произнес озадаченным голосом:
- Вот незадача, а на него ты не кидаешься. Выходит, аллергия вовсе не на мужчин в очках. В чем же тут дело? Знакомые мужчины в очках? Но судя по реакции, ты не узнала меня тогда. Одноклассники в очках…нет, чушь, у нас трое из класса очки носят. Брюнеты в очках… Может, я напомнил тебе кого-нибудь? Мм? – этот поганец с удовольствием строил догадки прямо вслух, ничуть ничего не смущаясь, старательно пытаясь меня довести. Этот черт нащупал почву, шагая по которой он сможет отыскать мое слабое место.
- Вы очень странный человек, - произнес Сасакиба, глядя Накаджиме прямо в глаза, - а вы не выглядите целой.
Мы так и опешили.
- Что значит «целой»? Если тут есть кто нецелый, так это ты, - попыталась пошутить я, но внутри словно что-то зашевелилось. Беспокойство, от которого по щекам побежали мурашки.
- Спасибо вам, - Сасакиба поднялся и вручил мне недопитое молоко, - мне пора.
Когда дверь за ним закрылась, Накаджима фыркнул и уселся на кровать.
- Что за странный тип, а еще меня странным назвал, разве я странный, Киришима-сан? – недовольно произнес он.
Я посмотрела на него скептически и начала переодеваться. Мне тоже была пора, дома заждались уже. Чертовы родственнички…

Источник: